Меня всегда завораживали такие фото. Глядя на недвижимые пейзажи заброшенных усадьб и домов, я буквально вижу, как по дорожкам, которые покрыты сухой травой, идут серые силуэты людей. Знаю, что там этого нет, но просто представляю. И сама хочу там оказаться.
Подниматься по растрескавшимся ступенькам, покрытым палой сухой листвой. Касаться ладонью осыпающейся штукатурки на стене, случайно сковырнуть ногтем кусочек выцветшей краски с оконной рамы. Слушать треск листвы и пыли под ногами. Видеть пустые светлые коридоры и представлять, как от одной двери к другой, от окна к проходу, во все стороны идут те, кто жил здесь раньше. Представить, что было до тех дней, когда дом пришел в запустение. Были ли здесь богатые вечера с разодетыми по последней моде гостями, музыкой и танцами, или же дом оживал только летом, когда сюда приезжали хозяева, а все остальное время только прислуга время от времени убирала пыль и поливала цветы.
О чем здесь говорили до тех дней, когда начал обваливаться потолок, расписанный разводами воды из прорех в крыше? Чему здесь радовались и чему грустили, когда узорчатые обои были совсем новыми и чистыми, до того времени, как они отклеились со стен, увитые пятнами плесени? Может быть, тут были дети? Двое или даже трое, они бегали по светлым чистым коридорам, едва не сбивая с ног служанку, державшую в руках поднос с чаем, разбрасывали игрушки в детской и громко кричали, когда не могли поделить общий подарок родителей...
Возможно, ни хозяев дома, ни их детей уже нет в живых. Но зато они живы в этих стенах. Их образы сохранятся в разбитых стеклах, брошенных гребнях и заколках на полу в спальне, в выцветших фотографиях с побитым стеклом, лежащих под теми отклеившимися обоями. Красные детские кубики, бока которых давно покрылись сеткой трещин, сберегут в себе смех этих детей. В памяти дома его хозяева никогда не постареют и не умрут. Они навсегда останутся такими, какими были в день ухода — драпированные складки на платье хозяйки никогда не истлеют, пусть оно уже пущено на тряпки или выброшено, а темный фрак ушедшего навеки хозяина никогда больше не протрется и не порвется.
Дома сберегут свою историю.